Анти Гермоген пишет
Андреас, мой брат, пошел в начальную школу, когда у меня уже начало формироваться мировосприятие. Он позволил своим локонам отрасти длинными и доходить до плеч, в отличие от своих одноклассников со стрижкой банкира. Андреа можно было бы назвать превосходным ребенком. И это пугало меня больше, чем его анархические кудри. Вы искали недостаток, но не нашли. Гимнастка нашла. Он потребовал постричься, потому что всех надо «запутать». В противном случае он будет исключен. Исключение из начальной школы.
Мама хотела пойти и отругать тренера, отец предложил постричь Андреа, если он почувствует себя некомфортно, сестра — отправить его на следующий день в школу с кудряшками и серьгой. Больше всего я боялся своей матери. Что она потеряет свое право. После обсуждения Андреас решил, что хочет сохранить кудри. Честно скажу вам, я был очень взволнован. На следующий день я отвела малыша в школу и, когда он вошел в класс, попросила учителя физкультуры. Он был ребенком моего поколения, и это самое страшное. Я говорил с ним тихим голосом, настолько, что это было подозрительно. Я объяснил ему, что единственное место, где всех рубят, чтобы лишить личности, — это концлагеря. Он говорил о единообразии, как будто имел в виду «единообразие».
Кто осмеливался и сопротивлялся форме, кто проявлял признаки революции (как девушки на глупой прогулке, как девушка с палестинской булавкой на рукаве, как пакистанец, торговавший зонтиками в «Конституции», тот, кто разбил идеальный образ белых прохожих с портфелями, тот, кто спас меня в день града в Афинах, тот, кто в тот день для меня казался самим чудом), попадал в блокпост. Куча разношерстных горожан, выведенных из бежевых домов, которые не могут вынести вида необычного движения.
В их обществах никто не ходит босиком, никто не раскрывает свою идентичность. Они не могут смотреть друг другу в глаза. Они делают покупки, ведя жизнь, похожую на жизнь своих бабушек, словно сшивая воедино эпохи своих бабушек, версию морали. Как будто жизнь бабушек – это документ надежды. Они настаивают на образце, правда, по неизвестным мне причинам. Наверное, потому, что в своем сознании они раздувают «семью» из помпезного триптиха другим. Жизнь их бабушек не убеждает меня в хорошем обществе. Многие такие бабушки питались древесиной и жили. У бабушки домашняя утварь, очень несчастная, живет бессмысленно, без всякого связанного с ней личного счастья. Жизни, которые заставляют меня испытывать искренний ужас. Женщины-бабушки от своих малышей. Красивые и мертвые, только так их можно любить.
Общество убийственной точности. Оно идентифицирует. Хороший элемент, плохой элемент.
Вас приучили хотеть быть в числе первых. Таким образом, вы будете утончены и поддаетесь единообразию, точны, как робот. Пульс два раза в неделю, стрижка каждые две недели, подъем 6:37, туалет 6:52, свет фу 7:22, работа 7:30, перекус 9:10, сигарета 11:10. Рубашка в белую или синюю полоску, лакированная кожа, белые носки. Повседневный шик, настроишься и выступишь. Жизнь как швейцарские часы. Недисциплинированность, удаление. Достижение цели и ваша значимость измеряются тем, сколько одежды с воротником требуется для работы, на которой вы оказались. Чем абсолютнее складка, тем больше вас уважают. Но тем более раздавлен.
——–
«Если они не хотели, пусть не участвуют в параде». Общество изолирует честных дома, отличных на парадах, шлюх в борделях, «шлюх» в экзархиях, рокеров в спальнях, хорошо одетых перед президентом, комильфосов в мэриях. Что лишило восприятия.
Общество запрограммировано на раннюю организацию зависимости детей от общественного мнения. Культивирование страха любого мятежа, который может прийти на ум в будущем. Дайте им понять, что для них это окажется кислым. Общество предполагает единообразие. Равномерность выравнивания. Он моделирует рабство, называет это хорошими манерами. В это время, в допросах и при любых признаках революции или непоследовательности, он должен был широко видеть следы будущего. Как будто прогресс измеряется абсолютным порядком, ровным течением, безумием.
Тюремное общество, школа, партия, семья — везде одно и то же. Партизанский суд.
Мы все созданы из правил.
главный редактор
