Ежегодно 20 июля Кипр вспоминает начало турецкого военного вторжения 1974 года, в результате которого остров оказался расколот на две части. В 2024 году «Вестник Кипра» опубликовал 29 стихотворений о разделенном Кипре в рамках проекта, посвященного 29-летию газеты.
Стихотворения с греческого на русский перевела филолог Лидия Арданова, проделав огромную работу. Орфография и стиль переводчика сохранены.
Фрагменты реальности, расколотой надвоеСтихи о разделенном Кипре 1974-2024
«15 июля 1974 года греческие силы на Кипре совершили военный переворот с целью свержения законного президента Республики Кипр архиепископа Макариоса III и присоединения Кипра к Греции. Турция рассмотрела это действие как угрозу безопасности турко-киприотов и 20 июля начала военное вторжение.
На кафедре греческой филологии, где я начинала заниматься кипрской литературой, звучали мнения, что киприотам давно пора эту травму перерасти, что незачем снова и снова об этом писать. Сейчас, прожив почти пять лет в Никосии – четыре из них в старом городе, с видом на заграждение и колючую проволоку – я понимаю, почему эта рана не затягивается.
Это повседневная реальность, обрывающаяся в руины у тебя под носом, проникающая в уши пять раз в день молитвами то ли взятых в заложники добрых соседей, то ли врагов. Реальность, привычно бьющая по больному месту чужим флагом на подъезде к столице. Это бары и кофейни у разделительных бочек. Это привычность разговоров и новостей, которые бесконечно напоминают – потому что не могут не напоминать – о том, что проблема не решена.
Разделение острова далеко не единственная тема современных кипрских авторов, но о чем бы ни шла речь, она неизменно ощутима.
Собранные мной стихи были выбраны почти случайно из многих, очень многих криков гнева и ужаса, плачей, размышлений, сожалений, слов тоски, надежды, отчаяния, видений утраченного рая и неясного будущего, именитых и малоизвестных греко- и турко-киприотов.
Моим замыслом было собрать фрагменты так, чтобы показать, как кипрская травма вторжения трансформировалась в опыте разных поколений. Для этого я указала годы жизни или рождения авторов, а тех, о ком точной информации нет, поместила рядом с авторами близкими по времени».
Михалис Пиерис (1952-2021)Убитый сонет
Прощаюсь с Кипром снова. Нет решения,как не было на протяжении веков.Бегу на Запад за прогорклым утешением,Восток мой в лапах сарацинских моряков:
четырехсотые. Расположениена перекрестке грабежей. И в пятисотыена кораблях Светлейшей от вторжения османовбегство на триста лет в шторма чужих морей.
На самолете до Парижа в семьдесят четвертом.Жара, удушье, вежливость, агония.Как смерть разлука. И любовь моя
со вспоротым лицом. Мы продолжаем,как из чудовищных и рваных строксонет без рифмы, изуродованный и убитый.
Костас Монтис (1914-2004)Моменты вторжения
Трудно поверить,что нам принесло их море Кериньи,трудно поверить,что нам принесло их любимое море Кериньи.
…
Разогни спинуи стряхни их, Пентадактилос,разогни спинуи стряхни их.
Третье письмо матери (фрагмент)
Мама, если мое письмо покажется тебе тяжелым,так это потому, что над ним стоит Пентадактилос, набитый турками,если оно покажется тебе неподъемным,это потому, что на нем на коленях стоит Пентадактилос, набитый турками.
Пентадактилос, это большая проблема, мама.Если честно признаться, то Морфу не так уж заметен,и Керинья отсюда не так уж видна,и Фамагуста,а он перед нами.А он, однако, перед нами все время,и смотрит на нас, смотрит как-то…и сидит у нас на груди, как воплощение ночного кошмара,как сонный паралич,он перед нами,и не может он скрыться с глаз, как Морфу,не может скрыться с глаз, как Кериньяи как Фамагуста.И говорит: «Так что?»И спрашивает нас: «Ну так что же?»
[…]
Мы ждали ее в дымуполыхающей Кедровой долины,ждали на караульном пункте вершины Трипилос,ждали по горло в водеприбрежья Кериньи,держались из последних сил, лишь бы дождаться.
Листали ее Историю.Листали, как Евангелие, ее Историю:вот, смотри, и вот, и вот здесь.И мы ее ждали.И говорили: «Нет, не может быть, что она не придет на помощь»,и говорили: «Нет, невозможно, чтобы она не пришла на помощь»,ее ведь повсюду слышно с ее спартанцами,и «В тени», и «Молон Лавэ», и «Аэра»,ее слышно повсюду!И на самом деле одной ночью пришло сообщение, что Греция подоспела.Что это была за ночь, мама,что за эхо,что за гул раскатами по всему острову!Мы обнялись плача и прыгали,и целовались, и чувствовали под кожей дрожь,и грудь надувалась так, что готова треснуть,и сердце стучало, вот-вот скаканет наружу.От радости угоревшие, забыли своих детей,и братьев забыли, и отцов,и плакали уже от новости о пришедшей на помощь Греции,разинув рты, мешая в них плач со смехом.И учителя говорили: «Видели?»И все мы хором говорили «Видели?»
Пока на другой день не рухнули головой о дно,пока на другой день не провалился под землю Трипилос, пока на другой день не попятилсямолча Троодос, как ищут, пятясь, камень, чтобы присесть,пока на другой день не вылезли из орбит глаза Эпии,пока на другой день не вылезли из орбит глаза Солы и Куриона,и виселиц Никосии.Потому что Греция не пришла на помощь,потому что послание было ложным,ложь греческая дивизия в Пафосе,ложь небеса и ложь море,и ложь соловьи и ложь сердце,и ложь обе наши Истории,ложь, все ложь.Говорят, у Греции якобы есть другие дела,какие-то праздники, и не смогла, говорят,ей было жаль, сама не ожидала такого,искренне жаль.Очень жаль искренне.И учителя наши согнулись пристыженно,и учителя наши теперь боятся,и учебники наши теперь боятся,когда подходят к главам про Фермопилы и Саламин…
Я не поэтизирую, мама,я записываю точь-в-точь.
Ирини АндреуИ предательство увенчали оливковой ветвью
Вы, кто у памятников героям бахвалится
с лавровыми венками, патриотическими речами
и принесенную ими жертву бесстыдно позорит…Вы, по горло увязшие в мерзости,
те, кто опоясывали взрывчаткой безусых юнцов
с девизом Родина, Вера, Свобода,
вы их отправляли как молочных ягнят в волчью нору,а они шли, будто не зная, что смерть их ждала за углом?
Какой Родиной, какой Верой, какой Свободой вы так гордитесь?
вы, предавшие все идеалы…Помпезно Бессмертием смерть называя,вы, не поднявшие Матери тяжелый крест…
А те, кто не опоясывал взрывчаткой,
зато учил безусых юнцов фанатизму,
учил ненависти, названной борьбой за Свободу,вы те же, кто снова пришли и принесли нам несчастье.
И предательство увенчали оливковой ветвью.
Андрулла Никифору15 июля сегодня! Страшный, безумный день! Воспоминания горькие!
Этот день возвращает нас в 15 июля 1974. День военного переворота против Макариоса, ставший началом и концом трагических мучений, через которые прошел Кипр и проходит до сих пор.
День этот горький, полный печалиКипр окровавлен и брошен в отчаяние!
День мрака, день чернотыдал повод попрать все законы,следом вторжениеоткрыло глубокую рану…
Преступление против Макариоса.
Черная чернота раздавилавсе сущее,кто пережил этот день, его не забудет.
Ради выгод другихпосеяли вражду,и брат брата убивает без жалости.
Боль и горе, смерть,колокола надрываются,не затихает плач мамнад своими парнями.
Керкопорта распахнута настежь,
незваные турки
на остров вторгаются,якобы они нам гаранты,якобы установят порядок.
Да они ждали годы,чтобы вторгнуться снова на Кипр,и им дали повод,точно как они ожидали.
Как стервятники ждали,как голодные стервятникиждали лишь повода,чтоб разъяриться.
Плач, всхлипы, терзание страшноеКипр раздирают,корабль без кормчегобьется о скалы…
А мысль уже бежит впереди,бежит в неясное будущее:кто нам его гарантирует???
Сегодня мы чувствуем больв самых глубинах души,одна вера и надежда на Бога,больше неоткуда ждать спасения.
Прошло много лет,сегодня на счету сорок шесть,а мы все ждем и ждем.
Мехмет Ясин (р. 1958)Стихи о не наших днях
IV.
Как бы мне хотелось узнать,кем был киприот, который читал эту книгу.Остановился на странице 48.Может быть, его мобилизовали в тот самый момент,не знаю, как бы то ни было, книга была на греческом,называлась «Человек не рождается солдатом».
Мы могли бы поделиться воспоминаниями,съесть вместе мороженое,я мог бы перевязать тебе рану на рукеи в дождливый день одолжить у тебя непромокаемую куртку.И как я хотел бы, чтобы ты узнал, как удивительномне самомупродолжать здесь, сейчас, читатьэту книгу, которую ты оставил на середине.
V.
Кровь, запах крови повсюду,кровь.
Я не убийца,помиритесь со мной, цветы в вазах,покрывала на кроватях, кресла-качалки,альбомы с фотографиями,я не убийца.
Кровь течет повсюду, вездекровь.
Почему вы не живые, чтобы увидеть своими глазами,я не убийца.
Сказка о нашей кошке
В детстве я все время думал:интересно, а кошка соседа-грека тоже гречанка?Однажды спросил про это маму,и мама сказала, что все кошки турчанки,а собаки греки,и что кошкам от собак всегда достается.
Прошло много лет,и что же я однажды увидел?Кошка наша растерзаласобственного котенка.
Сказка, которая ждет ответа
Кровь разлилась по морю, мой Генерал,не могу больше смотреть на волны.А вы, интересно, можете?
Рыбы меня допрашивают,а киренийские девчонкибольше не нарисуют море голубым.
Я не могу спать, Генерал,боюсь снов.А вы, интересно, можете?
Лефкиос Зафириу (1948-2022)15.7.1974
Запах от мертвых стоял
на расстоянии миль, было безжалостным
последнее лето –дырявило тени деревьев,крыши домов.Страшное лето для людей.Мертвых заносиличерез заднюю дверь Аи-Янни,говорят, не было столько гробов,чтобы их положить.И пацан – слипшаяся кровьна одежде – рыл ямы,его било нещадно солнцев виски, в память,до самого будущего.
Ты знал другим
кипрское солнце.
Тетя Марина на заре,и на плечах ее голуби.
Пантелис Миханикос (1926-1979)Онесил, царь Саламина
Рядом со мной был Онесил,сошедший со страниц истории,легенда во крови и плоти.
Герой и царьдержал в руке, что у него осталось:коробку костянуюсобственный черепс гудящим роем пчел.
Десять лет своих пчел посылал Онесил,чтобы жалили нас,чтобы нас разбудить,чтобы донести нам послание.
Десять тысяч пчел послал Онесил,но на нашей толстой коже все они передохли,а мы так ничего и не поняли.
И когда топот варваровдостиг Саламина,рассвирепел Онесил.
Не выдержал.Схватил свой черепи расколол мне об голову.
И я упал замертво.Бесславный, жалкий,проклятый Онесилом.
Адриана Периклеус ОнуфриуЖизнь наполовину
Меня родила смерть
в июле месяце.
Я пряталась средискошенной пшеницы,пахшей порохом.Собирала кровь губкой,до сих пор собираю.Утирала невысыхающиемамины глаза и до сих порутираю.Гладила лицосолдата. Сейчас обнимаюдюйм кости.Половина луны, мой Пентадактилос,половина родины, мой чужой.Половина сердца, братья мои.Я протягивала руку за помощью,до сих пор тяну, мой чужой.Тогда был едва слышен мой детский голос.Сейчас, мама, кричу что есть сил.Вою как пес.До каких пор жизнь наполовину?
Дина Паяси-Катсури (1941-2021)Сообщение Пентадактилосу
Здравствуй.
Пространство один на один,
время один на один,обнуляются,переходятв какое-то свое измерение,свое изложение.Видишь,у нас больше нет рук.Наш голосповторяет свои звуки,а голуби были нарисованы-так нам сказали-невидимыми чернилами.
Кириякос Хараламбидис (р. 1940)На свадьбе дочери
У нее было триста гектаров землина оккупированной территориии отец с Востока.
Она выходила замуж, к счастью, за хорошего парня.
Во время церемонииникто не заметил ее отца.Зашел тайком в притвор храма,встал за колонной, гордый за дочь.Потом утер рукавомрваную и бедную слезу.Его приняли за деревенского дурачкаи оставили в покое.
Повенчали, венки на радость!Разбирают конфеты, лукум,садятся по машинам, разъезжаются.
Уходит и любящий отецна Зеленую линию, проходит, согнувшись,и ложится обратно в землю.
Сократис Антониадис20 июля 2013
Встряхнем по обычаюнаши печальные стихи,развесим на прищепкахиюльского дня.Мы, звероловы неподъемной боли.
Как нам на самом деле идетэто беспомощное ожидание.
В этот день разрешается все:блестящие речи у памятников,с театральными лицами в строю,наполированные маски памяти– надежда бесприютно кружит по сцене-и несколько цветков, с почетомброшенных на могилы.
Тирания, тянущая нас на днодыры времени.
Йоргос Христодулидис (род. 1968)Ящик
Кости его хранились в одном из ящиков
антропологической лаборатории
и ждали опознания.Человека, который хотел многое сделать,но вот, не вышло, не повезло.Сорок лет в пропавших без вести,пять лет как признали мертвым.Четыре года на хранении.
На хранении в ящике, похожем на тот,в котором когда-то ребенкомон спрятал леденец на палочке,чтобы оставить его на потом.
Андреас Капандреу (р. 1972)Флаг
Давайте признаемся:
флаг с полумесяцем,изображенный на Пентадактилосе,нас ранит.Он вызывающий и безвкусный.Однако кое-чему он служит.Напоминает тому, кто посмотрит на север, об Оккупации.В этом его бесценный вклад.
Христос Аргиру (р. 1972)Пентадактилос в сумерках
Бывают такие моменты, когда твои вершины,Пентадактилос,в сумеркахстановятся острым лезвием,и ты, печальный, в розоватом светеготов перерезать себе горло.
Марула Ясемиду КатзиФамагуста
Спи теперь под лунным светоможидания и надежды.Твой покровбезмятежность зимней спячки,обнимающей ностальгически твой образ.Занавески из распахнутых оконтреплются в твоей пустыне, как сумасшедшие.Мех Эола все еще открыт.Было желание только открыть его.Кто его теперь закроет?
Ева ГеоргиуФамагуста Царствующая
Грустно ты смотришь на нас сегодня.Читаю твои мысли.Память снова бешено скачет.Уже не выносишь одиночества,сорок шесть лет в молчании.Стоим перед тобой,ни шага назад!Только в дыхание твоевслушиваемся,все затягивается петля на шее.Годы затянулись,время терпения сжалось,последнюю искру надежды держим.Слезы высохли,а мы все не выбрасываем платки,деревья высохли,но слышен плач птиц.Церкви разрушенные,но в глубине колокольни гордые,фотографии черно-белыена остатках руин.Мы видим тебя уже яснов твоем тумане.Нас все меньше,неизвестно, сколькие из нас успеют.Медленная смерть твое ожидание.Руку протягиваем, чтобы тебя коснуться,Нас душит однако пустота,и потом эта постыднаяколючая проволока,заржавевшая,напившись жертвенной крови.
Антис Канакис (р. 1946)Ностальгия
Девочкаиз Вароши,молчание твоесегодняподожжетзвезда.Одиночество твоезадушатбенгальские огнифестиваля водыу тебя во сне.Золотымапельсиномстанешьв своем саду.Лилией в окне.За полдень, как котенок,будешь играть с собакойна скамейке.Маленьким дождикомстанешь,чтобы перешептыватьсяс жасмином.Пока кораблибудут гудетьв порту.На рассвете,отправляясьв далекиепутешествия,снова будешь просыпатьсяв холодном домес надеждой,что снова расправит крыльяокруженный колючей проволокойголубьу тебя на груди.
Рулла Иоанниду-Ставру (р. 1951)Моему острову
(фрагмент)
Лунный светкружит над деревьями,ищет без устали и уже без слезтвоих без вести пропавших,развивая свои мыслиодну за одной,рассказывая свои воспоминанияодно за одним,разливая свой тусклый бальзамс одного твоего конца до другого,остров мой,чтобы успокоить твои раны.Наступают и уходятего вечераот апельсиновых деревьев Морфудо моря Фамагустыи ещедо пустынных монастырей Карпасиис осиротевшими колокольнями.Наступают и уходят,потом смешиваются.Берутся за рукии устраивают танецвокруг Пентадактилоса,запевая песню ядовитого синего камня,в который превратилась медь.Эту песню они называют Свободой.
Зеки Али (р. 1951)Ультрамарин
Ты, как лотосна зеркальной воде,твои детские глазазастыли в ностальгии.
Долгое времяя вглядывался в твое лицо,омываемое моим взглядом,дышащее собственным существованием.Если бы я осмелился коснутьсяэтого светлого озера,оно превратилось бы в бушующий океан.
Мы переворачивали страницы…Смотрели на исчезновение и разложениев галерее душ, залитых в бетон.Говорили часами,погрузившись в молчание.
Так вышло, что сегодня мы были вместе и порознь,как ультрамариновый городв конфликте с самим собой.
Потом он распростерся,расплескался и просыпался звездной пыльюна дома, школыи глаза, глядящие в пустоту.
Лили МихаилидуЗима в Троодосе
Горы простирают руки и зовут меня.В Троодосе падает снег.Остров в кольце дождя и тумана,окруженный воспоминаниями.Гневные капли стучат невпопад по стеклам.Открываю входную дверь и оказываюсьв полной власти зимы.С трудом свет солнца пробивает густые тучи,обнимает лес, то зажженный, то меланхоличный,как тела в любовном действе: в трепетном преклонении.
Снег в Троодосенад непокрытым, разделенным островом.Но туман и дождьне признают разделительных линий.Они охватывают его ц е л и к о м.
Андреас Тимофеу (р. 1990)Другая сторона
Есть и на другой стороне поэты.Есть и на другой сторонелюди, лишившиеся домов,видевшие, как растет несправедливостьу них меж висков,состарившиеся в чужих домахс воспоминаниями о другой земле.Есть и для них и мы,другая сторона.
Халил Карапасаоглу (р. 1985)Пожиратель снов, типичный сериал про убийства
I.На одном острове совокупились имам и батюшка. Оба забеременели. Каждый родил по половине чудовища. Боги пришли в ярость. Разрезали остров надвое. Половины чудовища встретились в мертвой зоне и превратились в пожирателя снов. Боги проклинали и поносили урода, выращенного имамом и батюшкой в мертвой зоне. Но чудовище росло себе и росло. Озверело от голода и вышло из мертвой зоны!
II.в парке мертворожденных детейя повесил напряжение неба
нарядился кладбищем и пошелк столу, накрытому для решения
оставил разгул не умеющим мечтать уродамтипичный сериал про убийствапотянул осторожно, не развешенного белья не осталосьуж дайте мне выбирать, какой политик окажется у меня в постелипровожу дыхание через игольное ушкосшиваю рваную ночьесли подуетто из снов моих посыпятся звездыя целую Пожирателя снов, и мои губы остаются у негоон забирает мой крикразрывает надвоеи я не могу закричать
Димитра ДимитриуС праздником, Греция.А яс головой, запрокинутой назад,снова прохожу вверх ногами,пробираясь с осторожностьювдоль домов, которые знала,простираясь по улицам, где гуляласреди густой зелени,и так идя вниз по улице,смотрю на время, разлитое над нами нестареющимнеутомимым надсмотрщиком,будто вне моего тела-и вне вашего-и вне словон разрывает эпохи,проходит развязно сквозь сони снова выходит,оставляя немного вишневой кровив углах.Теперь добирается и до вас.
Хусейн Бахча (р. 1989)Паспорт
Мамина печаль это космополитичная арфа,потому что ей сломали пальцыв левантийский рефрени связали ее грамматикой ненависти,и бросили мусор историив школьные сумки наших детей,и в их сказки без игр,
и в голоса стервятников, которые прославляют трупы,завернули наши дома без стенв проклятый букет флагов,в наших домах, сгорбившихся от пыли воспоминаний,рассказанных от нашего имени,
с яростью борьбы под ногтями я признаюсь,мамина печаль осталась на улице половинок мира,в наполовину полном складе с оружием,на незатонувшей военной верфи-сердце ее в караване тех кто не обрел мир-
моя мама, выросшая с травмами,со сломанными пальцами, ждет годыв чистилище разгрома у границ галактики-с нашим непризнанным паспортом-когда кончатся потерянные часыи сентябрь
Дерево эпохи
нож, доставший до кости,рассеянный пепел моей географии
эх, был бы я воробьем,пел бы другим– как страждущий беженец-лавандеи потерянным надеждам наших мертвыхпоиздевались над этим деревом и прокляли его, Марияживешь двумя балконами ниже,таскаешь воспоминания в подоле юбки,складываешь в стопку красные руки нашей землии готовые чемоданысвоему сородичу собираешь спокойствие
признак разорванной карты, вот это что, Мариявурдалаки свистят и строят из себя мужчинв подневольных приказам улицах старого городаи на наших сухих губах, которые учат вражденаших детей
Саламис Айсегюль Сендуг (р. 1986)Посейдон II
Мы не знаем, разум скольких поэтов заточен в печаль, как в тюрьму.Мы не знаем, сколько раз мечты перебирались через границы городов-призраков.
Справка об авторе. Лидия Арданова – филолог, переводчик. В 2018 году получила степень магистра новогреческого языка и литературы СПбГУ. С 2019 живет в Никосии. В настоящее время в Университете Кипра занимается диссертацией о кипрской поэзии эпохи Возрождения. Материал об этом публиковался здесь.
Фото: Лидия Арданова
